— Стучит кто-то, — Эстер поднялась, — уж не Джованни ли?
Она прошла в переднюю, и вернулась со стопкой писем: "Гонец из порта, Джованни его сюда послал. Тут все тебе, Питер, — она перебросила юноше конверты.
Питер посмотрел на них. Взяв один в руки, он сломал печать с рисунком ворона, и надписью: "Anno Domini 1230".
Пробежав ровные строки глазами, он наклонился к Джону: "Тебе обязательно сегодня отплывать?"
— Нет, — тот покачал головой, — я могу задержаться на пару дней, если надо.
— Надо, — шепнул Питер. Потянувшись, он взял горсть печенья: "Очень вкусное".
На улице пахло мокрым, растаявшим снегом, дул слабый, соленый ветер с моря. Питер натянул перчатки. Замотав вокруг шеи шарф, оскальзываясь, он подошел к фонарю, в котором, за мутным стеклом горело несколько свечей.
— Да что случилось? — Джон порылся в карманах редингота. Набив трубку, она затянулся: "У них Шабат, а у нас — нет, можно и покурить".
Лазоревые глаза юноши блеснули холодом. "От Стивена, — он помахал листком. "Триста сорок два тюка чая сбросили в Бостонскую гавань, как я и говорил".
— Ты же сказал, что предусмотрел этот убыток, — удивился Джон и помрачнел: "Теперь точно — будем воевать".
Юноша коротко усмехнулся. "Передай Констанце, что я получил ее письмо, и желаю ей всяческого счастья. Хотя, конечно, она поступила недостойно, разорвав нашу помолвку, — прочитал Питер и сочно сказал: "Да какая помолвка, ей тринадцать лет было! Ох, Стивен, Стивен! — он покачал головой и продолжил: "Груз я сдал в твоей конторе в порту, и уезжаю в Портсмут — первым помощником капитана на линейный корабль "Престон". Завещание мое лежит у тебя, никаких изменений туда вносить не надо. Пожелай мне удачи, твой Стивен".
Джон тяжело вздохнул: "Кровь Ворона, что тут еще говорить…"
— У меня тоже, — заметил Питер, — кровь Ворона, однако же, я не бросаю дело, и не отправляюсь воевать с колонистами, будь они неладны". Он спрятал письмо: "Ладно, пора домой, хотя погоди, — юноша прищурился, — бежит кто-то.
— Хорошо, что я остался, — подумал Джон. Он спокойно велел тяжело дышащему Джованни: "Пусть Иосиф и Эстер собирают все, что нужно, а мы пойдем к Констанце. Ты только не волнуйся".
— Не буду, — юноша прикусил губу. Посмотрев им вслед, он постучал в дверь дома Кардозо.
Джон налил себе кофе. За окном была непроницаемая, ночная тьма. Он повертел в руках чашку. Повернувшись к Питеру, Джон увидел, как тот запечатал очередное письмо, бросив его поверх остальных. Юноша, подняв голову, указал рукой на стопку конвертов: "Кейп, Бомбей, Кантон — пусть готовятся к моему приезду. Я ведь надолго, года на два. Кстати, у нас в этом году рекордный экспорт в Кантон — тысяча тюков опиума".
Джон присел на край стола и тихонько свистнул: "Весь Китай потребляет две тысячи тюков в год, я помню, ты мне говорил. Будешь увеличивать оборот?"
— Разумеется, опиум — это золотое дно, — Питер захлопнул крышку чернильницы и зорко взглянул на Джона: "Кейп должен быть нашим, Ост-Индская компания и так тратит слишком много денег на стоянках там. Голландцы дерут втридорога за пресную воду и припасы".
— Дай с одними колониями разобраться, — ответил мужчина и прислушался: "О, кажется, это Джованни".
Юноша зашел в гостиную и привалился к косяку двери, тряхнув темными кудрями. "Все хорошо, — наконец, сказал он, — Иосиф говорит, еще не скоро. Велели, чтобы я поспал, но я не могу, не могу, — он обернулся к лестнице.
— Ты сядь, — ласково велел Джон. "Или лучше иди в кабинет. Там же, наверняка, у вас работа какая-нибудь лежит. Проект воздушного шара, например. А я тебе вина налью, — он открыл бутылку и передал Джованни бокал.
Тот, пробормотав: "Спасибо", — вышел. Джон посмотрел ему вслед, и увидел, как юноша устало садится на ступеньки лестницы.
— А я ведь на год его старше был, — подумал мужчина. "Господи, да простишь ли ты меня когда-нибудь?"
Он дернул углом рта и подошел к большому, в мелких переплетах рам окну. Луна, на мгновение, вышла из облаков. Темная вода Принсенграхта заблестела, заиграла бледным, серебристым сиянием.
В огромном, уходящем ввысь, каменном зале гудело пламя камина. Джон обернулся и встал — хирург подошел к его креслу, держа на весу забрызганные кровью руки.
— С первым ребенком все хорошо, — устало сказал мужчина. "Вы видели. Девочка, крепкая и здоровая. А вот второй, — он пожал плечами, — ее светлость почти без сознания, схваток нет. Еще и ребенок лежит неправильно. Надо что-то делать, иначе мать умрет, она и так едва дышит.
— А что…, - Джон откашлялся, — что можно сделать?
— Операцию, — спокойно сказал хирург и поднял ладонь. "Вы не волнуйтесь, ее полвека, как успешно проводят. Мы дадим ее светлости опиума, и все будет хорошо".
— А если не делать? — Джон потер руками лицо. "Операцию? Если просто подождать?"
— Подождать чего? — резко спросил врач. "Пока у ребенка остановится сердце, и мы его будем вытаскивать по кускам? Или пока ваша жена не умрет? Решайте уже, наконец".
— Ей двадцать лет, — отчего-то подумал Джон. "Господи, за что, за что?"
— Хорошо, — он выплеснул остатки вина в камин, и пламя зашипело. "Оперируйте".
— Элизабет еще успела посмотреть на детей, — он прижался лбом к холодному стеклу. "Даже к груди их приложила. Джозефина и Джон. А потом началась горячка, и все…, - он сжал зубы. "Через два дня ее не стало. Так в сознание и не пришла. Только все время держала меня за ладонь, не отпускала".
Он почувствовал руку Питера на своем плече. Не оборачиваясь, герцог сказал: "Ничего. Спасибо тебе, я сейчас".
— Джованни! — дверь спальни открылась, и они услышали радостный голос Эстер. "Быстро сюда, а то все пропустишь!".
— Ну, — перекрестился Питер, — сейчас и узнаем, кто это. Они постояли, молча, и Питер вспомнил: "Если мальчик, они хотели Майклом назвать, в честь нашего отца, а если девочка — то Софи, как мать Джованни звали". Он положил руку на свой крохотный, золотой, с бриллиантами крестик: "Надо будет маленькому отдать. Я неизвестно, когда женюсь, а это все-таки будет мой племянник. Или племянница".
— Смотри, — сказал Джон, подняв голову вверх. "Иосиф спускается".
— Девочка, — улыбнулся врач, остановившись на пороге. "Красавица — глаз не отвести. Завтра посмотрите. С Констанцей все в порядке, она большая молодец. Идите-ка вы спать, — он зевнул. Питер ласково ответил: "Я тебе сейчас кофе сварю, тут же есть ваш кофейник и чашки, в сундуке лежат. А потом пойдем отдыхать, вон, — он взглянул на нюрнбергские часы, — уже давно за полночь".
— Ну и славно, — подумал Джон. "Джованни тут побудет немного, и отплывет в Петербург. Эйлер его ждет в феврале. Он же писал о какой-то экспедиции весной на эти их горы, Урал. Заодно узнаем, как у русских обстоит дело с рудой и заводами. А осенью Джованни вернется и заберет Констанцу с дочкой".